Танцующая с Ауте - Страница 137

137

Они ответят. Не могут не ответить, убийцы. Месть? Они не должны больше убивать.

Ребёнок. Дочь. Я ведь должна что-то чувствовать, обрекая её, должна. Ничего. Ничего не осталось, ни чувств, ни слёз. Всё умерло вместе с ним.

Нужно. Нужно защитить остальных. Чувств нет, но долг остался, долг, как нити, привязанные к марионетке. О, какая ирония: я — и путь древних эль-э-ин. Должно быть смешно, но смеха нет.

Иннеллин…

Туауте.

Туауте — проклятье и благословение. Для затерянной в туауте нет ни добра, ни зла, ни чувства, ни даже долга. Лишь цель. Цель должна быть достигнута.

Чистая, чуждая, ничем не замутнённая сила. Вышвырнуть оливулцев из Небес — что может быть проще? Просто пожелай, чтобы этот могучий, непобедимый флот оказался не здесь, а там.

Материализоваться на холодных ступенях Императорского дворца. Все системы безопасности расплавлены. Стража валяется без сознания. Придворные парализованы, видят всё, всё понимают. Они будут всё помнить.

Подойти к Императору — Ауте, какой огромный, какой неуклюжий. Нависающая над тобой гора мускулов и гнева. Бросить слова официального вызова — непонимание, недоумение, ужас в его глазах. Слова принятия вызова, и едва эхо последнего звука замирает, мужчина бесформенной грудой мяса падает к твоим ногам. Так же, как падают сотни, тысячи людей, отмеченных проклятием королевской крови. Опять-таки ты не знаешь, как это сделала. Сила эль-э-ин не поддаётся сознательному контролю.

Тело автоматически произносит нужные слова, совершает нужные движения. Теперь ты — официальная императрица Оливула. Исчезнуть, чтобы появиться дома, на Эль-онн.

Сила уходит, медленно и незаметно, как схлынувший прилив, и за её замолкающим рокотом ты начинаешь слышать ещё один голос. Тихий голос, лепечущий внутри тебя. Единое существо, которым ты до сих пор была, распадается на два, и ты вдруг понимаешь, что это, второе, это твоя дочь, твой ребёнок. И ты знаешь её, ты помнишь её будущее, как люди, бывает, помнят своё прошлое. Знаешь её всю, какой она станет, какой она; должна стать. И никогда не станет. Потому что она уходит, удаляется, покидает тебя навсегда.

Осознание ударяет мгновенно, воплем в никуда, выцарапанными глазами, сломанными крыльями. Уходит! Твоя дочь уходит, потеряна, убита! Моя дочь!

* * *

Крик Нуору-тор сливается с моим собственным, криком невосполнимой потери, крик ужаса и понимания. Сила, которую она накапливала для повторного удара, замирает, точно замороженная вне времени, но уже поздно, слишком поздно. Непоправимый вред хрупкой плоти, вмещающей всю эту невероятную энергию, уже нанесён.

— Нет!

Танец перенёс нас куда-то, в какое-то место вне пространства и времени, пятачок твёрдой поверхности, затерянный в туманах. Она в моих объятиях, плачет навзрыд, плачет, как испуганный ребёнок, которым она на самом деле и является.

Вода на моих щеках. Я? Плачу? Глупость какая, я разучилась плакать.

Мы уже не эль-э-ин, но ещё и не в нормальном состоянии. Какое-то промежуточное, подвешенное положение. Сила ещё здесь, цель не достигнута, задача не выполнена.

— Я… её… убила… — она умудряется выдавить между всхлипами.

— Шш-ш-ш… Я знаю. Кто может знать лучше, чем я?

Внезапно тело под моими руками напрягается, наливается силой. Что?.. — Я не дам ещё и ей умереть.

Сила уже столь велика, что я не могу находиться рядом. Отползаю, озадаченная, испуганная, непонимающая.

Кожа Нуору-тор начинает светиться. Испаряться, исчезать.

— Нет! — Кидаюсь вперёд, чтобы быть мягко, но безоговорочно вжатой в землю. — Нет, Нуору!

Не верю, не могу поверить в то, что здесь происходит. Так не бывает. Не может, не должно быть. Ауте, пожалуйста…

Она всё-таки была величайшим достижением генетики Эль-ин. Она была силой и гордостью и надеждой нашего народа. Она смогла сделать то, что до сих пор считалось неосуществимым. Вся энергия, всё разрушительное великолепие туауте обрушивается на её тело, уничтожая, пожирая, поглощая. Плата за неограниченное могущество, чудовищная отдача, забиравшая жизнь наших детей, пикирует сорвавшимся с цепи цунами. Но не на свою обычную жертву.

Теперь пылают не только крылья, пылает она сама, её тело, её разум. С ярким, непереносимым сиянием сгорает она в затерянном где-то беспределье, а я ничего не могу поделать. Ничего.

— Мама! — последний крик Нуору-тор тонет в затягивающем её водовороте света.

Её душа, то, что эль-ин называют душой, вспыхивает огненной искоркой, чтобы исчезнуть в темноте. На какую бы дорогу ни вступило сейчас это эфирное создание, мне не дано проследить его путь.

Закрываю глаза. Пальцы вцепились в плечи, из-под судорожно сжатых когтей тонкими струйками течёт кровь.

Всё кончилось. Туауте ушло.

Она убила себя. Я убила её. И её тоже. Ауте, за что?

Точно в ответ на мой вопрос пустоту беспределья нарушает чуждый всему здешнему звук.

Удивлённо вскидываю уши.

Там, где только что бесновались демоны всех стихий, что-то происходило. Ошалело подползаю к требовательно попискивающему существу. Замираю, не зная, что делать, что думать. О, Ауте.

Она совсем маленькая. Меньше, чем человеческие дети и безусловно гораздо красивее их. Чёрная кожа. Огромные, на пол-лица глазищи потрясающего фиалкового оттенка. На маленькой головке вьются белоснежные кудряшки. Серебристые коготки на маленьких ручках. Не к месту вспоминаю человеческие легенды о Фениксе, умирающем в пламени, чтобы воплотиться в…

Я совсем не знаю, что делать. Никогда раньше не видела такого маленького ребёнка. Испуганно протягиваю руку, чуть прикасаюсь кончиком пальца к крошечной ладошке. Ауте, какая же она миниатюрная. Издаваемые ею звуки становятся более требовательными. Я наконец прихожу в себя достаточно, чтобы начать действовать хоть немного осмысленно. Когтём взрезаю себе кожу, даю ей напиться свежеизменённой, идеально сбалансированной крови. Маленький тиран довольно причмокивает и засыпает. Пройдёт ещё лет шестнадцать, прежде чем она научится различать тех, кто её окружает, проявлять к ним что-нибудь вроде симпатии или благодарности.

137