Мэтр психологии осторожно кивает, слишком опытный слушатель, чтобы прерывать меня замечаниями, которых у него, без сомнения, вагон и маленькая тележка. Ладно, идём дальше.
— Теперь вернёмся к эль-ин. Вы спрашивали меня, в чём принципиальная разница между нами и людьми? Затрудняюсь ответить. Но я совершенно точно знаю, что у эль-ин начисто отсутствует подобная смыслообразующая призма. Есть намёк на язык, есть очень жёсткая социальная структура, не меняющиеся тысячелетиями ритуалы, но это — внешнее. Нет и никогда не было ничего общего для всего народа эль-ин, что позволяло бы нам считать себя существующими в рамках подобной единой… э-э… ментальности Ауте, пять лет изучаю этот бред и всё ещё путаюсь в терминах! Ладно, о чём это я? Да, придание смысла окружающему хаосу, преобразование его в некоторую систему отношений. У нас нет воспринимаемых с детства стереотипов. Каждое новое может быть совершенно независимо от предыдущих. Если рядом собралось несколько эль-ин, они прикладывают старания, чтобы возможным стал процесс общения, но факт остаётся фактом — каждое новое мгновение мы вынуждены заново строить наше восприятие мира, заново формировать отражение окружающей действительности. Поэтому каждое мгновение — уникально и неповторимо, поэтому мы ценим не жизнь как таковую, а каждое её мгновение, поэтому убийство считается для нас столь отвратительным. Смерть — часть жизни, смерть прекрасна, смерть — удивительное переживание, которое ни в коем случае нельзя пропустить. Но насильственно сократить жизнь хоть на одно мгновение означает убить это самое мгновение, убить ту вселенную, которая возникла бы в этот миг в чужом разуме. Для нас живое существо — это не одно конкретное существо, а миллионы, миллиарды миров, которые рождаются и умирают в этом существе каждую секунду времени. Делаю ещё один глоток из стакана.
— Это только одно из различий. Перечень различий можно продолжать бесконечно, я их столько нашла за последние пять лет…
Задумчиво разглядываю ярко-жёлтую жидкость на свет.
— Важно то, что очень скоро эти различия, нет, не исчезнут, но станут практически незаметны. Мы сознательно запихнём себя в рамки вашего мировосприятия, мы втиснем себя в вашу призму смыслообразования, мы будем смеяться над древнекитайской классификацией. Но это не сделает нас людьми, поверьте. Я — эль-ин. Ей я и останусь. И не вы, ни арры, ни даже моя семья не смогут предугадать, каким будет мой следующий ход, если я сама этого не позволю. Я буду послушной и предсказуемой, но, ради сохранения собственного рассудка, не пытайтесь меня просчитать!
Он молчит целую минуту, внимательно меня оглядывая. Отдаёт салют поднятым бокалом и склоняет голову.
— Зачем ты мне всё это рассказала, Анита?
— Вы мне поможете?
— Что я должен делать?
— Нужна третья сторона, нейтральный посредник, уважаемый всеми и никому не подконтрольный. И достаточно компетентный, чтобы помочь нам ужиться и не передраться.
Он отводит глаза.
— Вы даёте мне больше кредитов, чем я заслуживаю, миледи.
Молчание.
— И я совсем не хочу возвращаться в большую политику иначе, чем в роли наблюдателя.
Молчание.
— И моя беспристрастность несколько сомнительна.
Молчание.
Он делает мученический вздох.
— Да, Анита, я помогу тебе.
Радостно улыбаюсь, не без труда подавив желание броситься ему на шею или закружиться в танце по комнате.
— Значит, я могу отправляться улаживать домашние неприятности, оставив здешнее «болото» на вас?
Профессор обречённо машет рукой.
— Убирайся.
Другого ответа мне не нужно. Вскакиваю на ноги, всё-таки обнимаю на прощанье старого упрямца, достаю из-за пазухи приборчик, которым снабдила меня Ллигирллин. Когда спартанская обстановка в покое Шарена расплывается цветными пятнами, вслед мне летит чуть насмешливый голос:
— Ты прекрасна, Анита, тебе говорили? Да, клыки с когтями тебе необычайно идут. Этакое соответствие внешней оболочки внутреннему содержанию! Передай поздравления будущему мужу. И соболезнования тоже!
Ошалело трясу головой. Он неисправим. И это дипломат, да поможет мне Хаос! Шут гороховый, хуже Аррека, честное слово!
Загоняю поглубже постыдную трусость, всякий раз просыпающуюся при мысли о «будущем муже». Вот ведь влипла. Позже, позже, всё позже.
Оглядываюсь по сторонам. Я не задавала определённых координат, просто попросила перенести меня в «тихое место в доме Вуэйн, где можно спокойно поговорить». Естественно, я отдаю себе отчёт, что слежка неизбежна, но это не имеет ровным счётом никакого значения. Это место вполне подходит.
Небольшая крытая оранжерея, не то фонтан, не то водопад, не то бассейн, стрельчатые арки ведут во внутренние помещения. Подхожу к кромке воды, опускаю пальцы в освежающую прохладу, пытаясь вызвать нужное настроение. Ещё одно дело перед отъездом. И это никому нельзя перепоручить.
Медленно, с необычайной тщательность начинаю формировать сен-образ. Задача не так проста, как кажется. Он должен быть достаточно примитивным, чтобы быть понятным даже человеку, никогда не имевшему дела с подобным средством коммуникации, и в то же время достаточно индивидуальным, чтоб не быть замеченным никем посторонним. Наконец что-то получается. После некоторого колебания добавляю несколько деталей, почерпнутых во время излишне близкого общения с Арреком. Теперь мой маленький посланец может путешествовать между Вероятностями, разыскивая своего адресата. Смысл сообщения предельно отчётлив: «Нефрит прошу найти меня и повидать как можно скорее, желательно вместе с Сергеем. Срочно. Важно. Саботировать не рекомендуется. Антея».